В феврале 2022 я начала публиковать здесь «Записки». Год спустя получился роман в рассказах из трех частей: Итальянской, Воронежской и Турецкой. Я сложила их в книжку и даже попыталась самоиздать.

Вчера в кофейне шустрая такая девчонка за стойкой. Одной рукой печеньки упаковывает, другой кассу скролит. Голос бодрый, тараторит неглядя.

Баба Люся хотела кастрировать кота Ваську. Дед Николай был против.

«Все, хватит. Я буду защищаться», — подумала Шура, надевая черные очки к черной футболке и черным джинсам. Затем вышла за ворота и зашагала по частному сектору к станции.

приветы,
как вы уже поняли, у этого блога очень медленная жизнь. для моих самых терпеливых читателей объяснюсь.

и тут я вышла из дома спустя три недели наедине с котом в 57 км от Москвы — челночницы в полосатых палатках валенки из войлока, резиновые калоши на картоне надписано от руки: трусы носки колготки водителю: «можно наличкой?» «лучче даже, ай красавица!» проезжая автомойку, детейлинг — а? говорят, дети в Биробиджане собирают роботов, а у станции в 57 км от Москвы торгуют птичьими кормушками осиновыми домиками в три яруса рукотворный стеллаж и никого: «эй, хозяин! хочу воробьев кормить!» из пустой электрички бело-серые рваные пейзажи ненавистных усталых вдруг прекрасных зим пока в тундре овцебык экономит силы проходя лишь 2 км в день, а таежный волк отбился от стаи рискуя сдохнуть и воет, воет зазывая ту с которой станет создавать жизнь...

Октябрь в Воронеже ничем не отличался от типичного октября: серого, промозглого, суетливого. Денег я привезла с собой столько, что едва хватило бы на пару месяцев. К счастью, ровно два месяца я и пробыла дома, и кроме тревожного ожидания, нервозности и мгновенья радости, когда наконец все решилось, ничего не помню. В начале января я снова сидела в самолете. Мне предстоял полугодовой контракт в Дубае, но об этом в другой раз.

1.

во времена лобстеров
рядом со мной оказывался какой-нибудь американец
за 50
«симпатичное место», — говорила я.
«рад, что тебе нравится», — отвечал он.

Черт, это вечно случалось со мной после секса. Стоило мне переспать с мужиком, как он проникал под кожу и что-то раскурочивал внутри. Наутро, выбравшись из постели, я ощущала ясно, что от меня оторвали кусок. В бочине зияла дыра, сквозняк морозил ребра и все, о чем я могла думать — поскорее заткнуть прореху. А он пялился в мобильник, потом чистил зубы, жарил яичницу, натягивал штаны, завязывал шнурки и каждый миг мне хотелось обвить его всеми лапами, как та паучиха, и не отпускать. Вообще никогда не отпускать. Что-то во мне мутировало всего лишь за ночь. Я сама себя опасалась, чуя что могу запросто накинуться. Поэтому старалась не приближаться к нему и не поднимать глаз, из которых хлестала мольба оголодавшей насекомой. Кроме того...

 В начале июня Мармарис разбухал на глазах. Пляжи, улицы, рестораны становились все громогласнее, турки шныряли все быстрее, цены взрывались, солнце жгло, Бар Стрит превратился в сплошной поток человеческой массы. Вскоре все заведения уже стояли битком, боссы нежились в распутстве и, казалось, перестали считать деньги, угощая туристок направо и налево. Русские танцовщицы заняли свои тумбы и клети, их попки крепчали и бронзовели. Все двери стояли настежь, коктейли лились через край, водку носили ящиками, сдачи никто не просил, а на недостачу махали рукой. Город, точно бутыль шампанского под чьей-то рукой, собирал силу, чтобы взорваться. Осталось лишь дернуть пробку.