25. Боссы и босячки
Сколько себя помню, боссы приводили меня в оцепенение. Такой же эффект имели заслуженные учителя и немолодые серьезные клиенты вип-зон. Под их взглядами я совершенно впадала в ступор: сжималась, даже как-то уменьшалась в размерах, теряла память, немела или несла умопомрачительную чушь, в итоге чувствовала себя идиоткой и соглашалась с ними, даже если мне было что возразить (а мне было что возразить). Позже я разбирала по крупицам эти мучительные столкновения: «надо было ответить так, не ляпать тут, держаться уверенней» и так далее. Наедине с собой я была несокрушимо права. Мои аргументы были убийственными, если бы только кто-нибудь сумел вытрясти их из моего рта.
Что касается боссов, до сей поры мне удавалось держаться от них подальше. В Италии я была частью балета, в Измире — под ксюхиным крылом. Боссы особенно мною не интересовались, воспринимая, по всей видимости, как неудачный довесок. А я тем временем шныряла за спинами их длинноногих любимиц и зарабатывала свою копеечку без лишних дрязг. Но это лето меня оседлало. Оно намеревалось преподать мне урок.
В конце апреля мы с Таней Варан перебрались в Мармарис из Мулы, где проработали полтора весенних месяца. Али — патрон муловской «Арены» — все это время извивался и шустрил: платил нам по сто-двести баксов аванса, обещая отдать все с началом сезона. В Мармарисе он владел главной «Ареной» —открытой дискотекой размером с пол футбольного поля. Мы должны были танцевать на ее тумбах. До открытия оставались дни, а пока нас поселили в апартах на окраине Ичмелера и оставили в покое. До Бар Стрит, как и до приличного магазина, приходилось телепаться на автобусе, вместе с жирными турецкими мухами и замотанными до пят турчанками. Али обещал подыскать местечко получше с началом сезона. Мы же ломали головы как бы обставить дело и переметнуться в соседнюю «Чокнутую Ромашку». Жан — ее патрон — уже согласился нас взять. А мы вынуждены были ждать наше честно заработанное и плюнули бы, наверное, если б не тикала виза: нам нужно было вылететь из страны, чтобы вернуться с новой. Вобщем, бабло нас заарканило. Ха! Какое неожиданное и трагическое стечение обстоятельств!
Каждый день в полдень в «Арене» нас ждала бесплатная кормежка. В остальное время мы перебивались чем могли. В тот теплый курортный вечер мы смогли лишь ведро йогурта и кило моркови. Закат наливался прямо перед над нашим балкончиком, и вальяжное солнце опускалось на покой под хруст моркови.
— Может занять в России? — предложила я.
— Может у Волкана? — предложила Таня.
— Он меня игнорит с тех пор как здесь.
— Вот бы здесь жить, — сказала Таня, — снять такую квартирку, летом танцевать, зимой тоже что-нибудь… Ни дремучей зимы, снега, маршруток, пахоты тупой от рассвета до заката..
— Ну че, подыскать себе милаху чернобрового, вон такого.
Она перегнулась через перила и помахала кому-то. Это был лучезарный наш сосед. Ошеломленный видением парниша замер, задрав голову, точно сама Небесная Большая Медведица виляла ему хвостом.
— Смотри какой славный, помаши ему!
— Хорошо! Как у тебя? — ответила Таня.
Бедняжка пребывал в экстатическом восторге.
— Ох, господи, — простонала я.
— Си ю лейте! — вежливо улыбнулась Таня.
— Короче. Завтра я поговорю с Али. Я блядь лягу на входе и буду лежать пока не отдаст. Терять уже нечего, — сказала я.
Ужин боролся во мне пол ночи, и я уже думала не обойдется. Обошлось.
В полдень, когда вся «Арена» стучала ложками, я высматривала Али. Готовой речи у меня не было, козырей — тоже. При этом я сознавала, что у этой схватки может быть только один раунд. Мы были у него на цепи. И освободить нас мог лишь мой беспощадный взгляд. С таким Майкл Корлеоне слушал Солоццо, а потом совершил свое первое убийство.
— Али здесь? — спросила я у бар-боя, обратив на него взгляд.
Взгляд мой остался непреклонен, но что-то внутри трусливо выдохнуло. Убийства не произошло.
Мы еще подождали и, ничего не добившись, отправились бродить по городу. По правой стороне Бар Стрит стеной к стене располагались главные бары, по левой — кальянные, донерные, забегаловки, тележки с мидиями и прочий закусон. Повсюду сновали турки. Они таскали столы, расставляли бутылки, мели, мыли, пританцовывали и подначивали друг друга. За зиму в них накопилось буйство и теперь они предвкушали сезон.
Несмотря на обилие разномастных заведений, основной движ происходил в трех барах: «Арена» — самая большая, «Грин Хаус» — старейший крытый бар, популярный у местных, и «Чокнутая Ромашка». Последняя негласно считалась лучшей: пенные вечеринки, водное шоу, танцовщицы, диджей Волкан. Никто во всем городе не владел своим голосом и публикой так, как он. Был еще «Бич клаб», стоявший вдалеке от Бар Стрит в пляжной зоне. После 4 утра туда стягивались местные, когда закрывался Бар Стрит и туристы расползались по отелям. Тогда, в конце апреля, всего этого мы еще не знали, мы просто брели по полупустым улицам и глазели. А обитатели улиц разминали языки:
Мы и представить себе не могли, что месяц спустя здесь невозможно будет протиснуться, обезумевшие тела будут колыхаться без устали, прижимаясь друг к дружке все теснее, и пить, пить, пить, смеяться, танцевать, обнажаться, целоваться, ебаться и пить, пить, пить… Потому что за тем мы здесь и собрались.
А пока пляжи тоже пустовали, хотя днем уже пекло. Мы вернулись в Ичмелер, раздобыли лежаки и решили немного пожариться. Таня разделась. Я тоже разделась, разумеется, но это не важно. Шмякнув на себя горсть масла, я завалилась на бок и уже готова была забыться. Таня же встала, повертелась, потянулась, встряхнула свою черную гриву, надела авиаторы и принялась медленно и обстоятельно себя натирать, обнимая длиннющую свою конечность.
— Могу ли я вам что-нибудь принести?
Мы переглянулись. Бич-бой лет 17-ти, похожий на маленького блестящего жучка.
— Нет, спасибо, — сказала Таня.
Пару минут спустя он вернулся с двумя коктейлями.
За баром действительно сидела фигура.
— Русские? — поинтересовался бич-бой.
— Из Воронежа, — сказала Таня.
После пятиминутки российской географии мальчик ушел, а фигура спустилась к нам. Звали его Антон.
— Какделя? — поинтересовался турецкий Антон.
— А почему Антон? — спросила Таня.
— Это мое настоящее имя. Не веришь? Права показать? Вот оно, настоящее имя.
Беседа завязалась: чуток географии, чуток невинного флирта. Антон неплохо понимал по-русски. К моему счастью, Тани, которая продолжала натирать себя маслом, ему хватало. Я спряталась в панамку и отключилась.
— Пупсик, просыпайся! — тормошила меня Таня, — Антон хочет угостить нас ужином. Пойдет пожрем, а? Во мне морква бунтует.
Антон оказался нормальным поцом, болтлив сверх меры, но добряк. На Таню он запал основательно, накормил нас от пуза и сказал, что мы можем загорать на его пляже в любое время и не платить за лежаки.
— Нормальный пацан. Может у него занять на билеты? — сказала я, когда мы вернулись к себе.
— Боюсь, ужином я тогда не отделаюсь…
Некоторое время спустя зазвонил телефон. Диджей Волкан. Я не слышала измирского любовничка с тех пор, как мы переехали в Мармарис.
— Шура! Ваш босс вас разыскивает! Где вы ходите?
— Какделя, сасетка! — раздалось с улицы.
— Как дела, сасетка? — снова раздалось с улицы.
Таня вышла на балкон и рассказала как у нее дела. Парниша жарил на веранде мясо, но Антон его опередил.
— Завтра, хорошо? — сказала Таня, — си ю лейте!
Тем временем я заела горькую любовную тоску сладкой морковной палочкой.
Собранием руководил раскрасневшийся турок лет тридцати пяти — управляющий. Около получаса он вещал на турецком, не обращая на нас внимания. В конце объявил на английском, что мы открываемся через два дня и чернобровые птенцы засуетились.
Он кивнул в сторону бара. Али, окруженный птенцами, и правда был там. Я дождалась, когда он останется один.
— Нам нужны наши деньги, — объявила я.
— Нам нужны наши деньги сегодня.
Его снова окружили парни, заболтали и увели ко второму бару. Я не отступала ни на шаг.
— Девочки, вы видели ваши стойки? Мы открываемся через два дня, — сказал Али.
— Нам нужны наши деньги сегодня, — повторила я.
— Зачем? У меня нет сейчас денег, как только откроемся я заплачу, я же обещал!
— Что значит нет НАШИХ ДЕНЕГ! Мы их уже заработали. Что значит у тебя нет наших денег! Нам нужны деньги, чтобы купить билеты. Мы должны обновить визу. Нам нужны деньги. На нужны сегодня наши деньги!
По всей видимости, я орала. Бар-бои столпились поодаль, не смея меня прервать. Я лупила и лупила из кольта.
— ВСЕ НАШИ ДЕНЬГИ. МЫ ХОТИМ ПОЛУЧИТЬ ВСЕ НАШИ ДЕНЬГИ. Я пойду в полицию, мне плевать. Я всем расскажу как ты платишь. У тебя никто не будет танцевать, если ты не отдашь сегодня деньги!
— 1400 минус 500 равно 900 долларов каждой.
Он замер. Похлопал себя по карманам.
— Ну хорошо, приходите завтра.
— Мы придем завтра. В полдень мы будем ждать здесь. Если нет, то я пойду в полицию.
— Окей, окей, завтра в полдень.
Он ретировался, а я убрала кольт. Кругом дымило.
— Ну ты, мать, даешь! — сказала Таня.
Я вытянула руки, ладони мои ходили ходуном. Первое убийство.
Плечистый и толстомясый, целиком лысый детина — ареновский охранник. Он сграбастал Таню и оторвал от земли. Она умудрялась помнить по именам и лицам весь персонал.
— Это Мемет, — сказала она, когда детина вернул ее на землю.
— Чок гюзель! Вери бьютифюл! — прохрипел Мемет и снова взмыл Таню в воздух.
Она гладила его по лысине так, что детина почти мурлыкал и поднимал ее все выше. А на меня вдруг навалилась мертвецкая усталость.
Назавтра в полдень мы снова отправились в бар. Мне казалось, что вчерашняя схватка мне приснилась. Какая к собачьим чертям полиция?? Только если явиться с повинной за нелегальную работу. Вобщем, я чуяла, что перегнула. Ни денег теперь, ни работы.
— Придется все же просить у Антона, — сказала я Тане.
— Значит пойду к Антону. Не ссы, пупсик, прорвемся.
Мемет встретил нас у ворот. Разулыбался, поднял Таню над землей. Крепко сжал, поставил на место.
Наконец появился управляющий, подозвал нас и протянул деньги. Это было неведомое чудо. Магия первого выстрела. Еще немного и Майкл станет крестным отцом, а Шура превратится в королеву воинов. Шура, как отточенный нож на крыльях, станет хилиархом воинов справедливости, непреклонных в своей сокровенной войне!
— Когда вернетесь? — спросил управляющий.
После этого мы вышли через задний ход «Арены» и вошли в соседнюю дверь. Жан представил нам управляющего и велел ему заселить нас в апартаменты, как только мы прилетим с новой визой.
Ну что ж, вы наверняка слышали эту притчу: кто не рискует, тот сдохнет трезвым.
В «Чокнутой ромашке» мы танцевали весь май. Великий месяц. Счастье заполонило каждую клеточку оживающего города. Я гребла счастье лопатой, черпала полной ложкой, вдыхала с горкой, хапала и хапала обеими руками. Впереди было целое лето, «Ромашка» набивалась все теснее, туристов привозили автобусами, они глядели на нас снизу вверх и тоже начинали двигаться. Мы пахали на убой. Выходило по десятку выходов за ночь, каждый божий день до 4 утра. Ноги наши гудели, тела пылали, пот лился так, что приходилось менять одежду по 3-4 раза за ночь. Дома мы падали замертво и спали до обеда, потом валялись на пляже и, прожаренными креветками, снова взбирались на тумбы. Вскоре «Ромашка» запустила пенные вечеринки: в конце ночи из генераторов над головами танцующих начинала валить пена, окутывая их почти в полный рост. Они кричали, визжали, барахтались как дети. Истинная вакханалия!
Жан, по своей привычке, большую часть времени ошивался за баром, а кругом него толпились русские девицы. Он сосал свое пиво, хохотал, беспечный и легкий, — он был тем самым идеальным боссом, которого я заслужила.
В начале июне как-то днем управляющий отозвал меня в сторону:
— Шура, мне очень жаль, ты больше у нас не работаешь.
Он протянул мне конверт. На несколько мгновений воцарилось молчание.
— Я только передаю слова моего босса. Мне очень жаль. В Галеон, я слышал, нужны танцовщицы.
Я взяла конверт. Помню, что потом я долго бродила по городу в каком-то остекленении, ничего не видя и ничему не веря. Турки выкрикивали привычное, но кольта при мне не было. Слезы и сопли ползли по лицу из-под темных очков, я хватала их ртом и наматывала на руку. Я словно со всего маху врубилась в стену и, не в силах разглядеть в несправедливости великий его замысел, я тонула в ненависти. Я ненавидела трусость Жана, танино тело, бар-боев, свое тело, диджея, танины волосы, притворство управляющего, свои волосы, продавца мидий, танины авиаторы, назойливое турецкое солнце, какделя, танины лопатки. Я была жидким месивом, одиноким и отверженным, полным всепоглощающей ненависти.
Когда я вернулась в апарты, Таня меня ждала.
— Пиздец. За что он тебя уволил?
— Пупсик, все будет пучком. Баров куча, мы найдем тебе работу. Ксюха скоро приедет, она здесь всех знает. Хочешь, я у Волкана спрошу?
Я закрылась в комнате, погасила свет и продолжила пожирать свои жидкости. Наутро лицо мое было лицом пьянства и тщеты. Выбралась я из кровати, когда уже стемнело.
— Антон сказал, что знает босса Галеона и может поговорить за тебя, — сказала Таня.
Я поковыляла в ванную. В зеркале все та же жалкая рожа. Голова трещит от пересыпа. Я залезла под горячий душ и простояла добрый час. Когда туман рассеялся, я снова взглянула на свое отраженье.
Галеон — крохотный r’n’b бар, там и сцены-то нет.