3. Ужин
— Мадонна миа, сколько ж тебе лет, бимба? — Джанни аж отпрянул, когда официантка меня привела.
— Да ладно, врешь! Тринадцать тебе.
— Не вру, восемнадцать исполнилось в мае.
— Мамма миа! — он рассмеялся, потрепав меня по плечу мохнатой ручищей.
К большому Джанни меня подсадила Мари. Конса у меня шла вяло по сравнению с остальными. Я не могла понять отчего меня не берут, и в тот вечер совсем расклеилась.
Мари мы все звали мамкой. Она работала уже четвертый контракт в Италии, знала правила игры и свободно изъяснялась на итальянском. Мы же впятером были неопытными птенчиками и ей внимали. Мамка начинала краситься часов в семь вечера, разложив на обеденном столе бесчисленные свои карандаши, палетки и тюбики. Заканчивала ровно в десять: перемерив с десяток юбочек и кофточек, надевала одни и те же черные штаны и после того, как мы начинали уже нудить, что опаздываем, выходила. Это повторялось каждый день, кроме понедельника, когда в клубе и у нас был выходной. Тогда мамка усаживалась к зеркалу часа в два дня и уже к трем закруглялась. Меня она как-то особенно опекала, наверное потому, что ей тоже не хватало пяти сантиметров в высоту. Мы с ней танцевали в третьем ряду по краям в общих номерах и один дуэт. Нам сшили по цветному лифу, кепке, стрингам и штанам с двумя круглыми вырезами на заднице, оголявшими ягодицы. Это был танец клоунесс. В одном месте мы выделывали ронд с перекатом по спине партнерши. Пол номера я только и думала о нем, как о схватке на выживание с невидимым зверем. Полы скользили, а тело мое не соответствовало. Но я знала одно: отступать некуда.
Джанни был мамкиным давнишним клиентом и дружищей. Ходили слухи, что он бывший криминальный авторитет. Чуть за сорок на вид, хрипучий бас, громадные ладони с обрубком на месте правого мизинца, и бульдожьи глаза, словно всегда слезящиеся. Я пролежала на его плече несколько консумаций подряд. А он мял мою ладонь, цедил джин со льдом, болтал с Мари, подсаживал и угощал старых знакомых девиц. Они что-то ему рассказывали, но меня это не интересовало. Я лишь желала, чтобы голова моя как можно дольше покачивалась на его плече. Мне было блаженно и тепло, и все это звалось работой.
— Джанька, своди бамбину в ресторан. Она еще не была, — сказала Мари, когда он прощался.
— Завтра я могу, — отозвалась я.
Нутро мое затрепетало от радости. Ужины были приятнейшей из обязанностей. Я бесплатно набиваю живот в шикарном ресторане и получаю процент с каждых двадцати минут опоздания. Опытные консуматорши умели назначать ужины как можно позже и уезжать насколько возможно дальше, морщась от ресторанов за углом. Жлобистых клиентов, которые уговаривали выпить днем, звали «апперетивщиками». Им сочиняли головную боль или репетицию.
На следующий день я уже терлась у окна за час до назначенного времени в обтягивающих брючках и любимых длинных серьгах-перьях. Ровно в десять в проулке остановился черный мерс и просигналил. У Джанни были слишком крупные ладони, чтобы ужинать рано. Я спустилась, подрагивая от волнения. Кожаный салон молочного цвета, просторное сиденье и ни одной пылинки — восхитительная и недостижимая планета. Ехали мы минут сорок и почти не разговаривали, он только спросил удобно ли наклонена спинка и не дует ли от кондея. Странное чувство. Этот незнакомый дядя платит за то, чтобы меня накормить и посидеть рядом. Запросто спускает годовую зарплату моей матери, и я не должна взамен. Все это плодило мысли и вопросы.
Неприметный вход оказался семейным сицилийским рестораном. Зал напоминал домашнюю гостиную, куда по случаю выставили несколько круглых столов с белыми скатерками для дорогих гостей. На стенах десятки фотографий, какие-то письма, трофеи, в углу аквариум с ракушками и глазастыми рыбами. Отовсюду пахло жизнью. И чем дольше я там находилась, тем яснее ощущала принадлежность. Будто бы на самом деле я родилась в одном из таких семейств, но потом налетел ураган и люлька со мной, минуя время и пространство, случайно угодила в Сибирь. Почему бы и нет? Теперь же я нашла свое, а дорогу назад, в газету объявлений, попросту смыло с поверхности земли очередным вихревым порывом. Когда Джанни отошел, я быстренько сняла серьги с перышками и спрятала в карман.
Нам подали ужин и вино. Джанни своей неспешностью плевал на то, сколько придется заплатить за мое опоздание. Он вообще не считал денег. Я меж тем поглощала еду. Глотала не жуя, блюдо за блюдом, не оставляя на тарелках ни крошки. Джанни посмеивался. Еду все несли, и блаженство мое не кончалась. В конце нам предложили по стопке лимончелло.
— Очень крепкое, если не сможешь не пей, — сказал он.
Но я смогла. Еженощно я побеждала невидимого зверя, а он и не догадывался.
— Заскочим ко мне ненадолго, там и выпьем, не против?
Джанни заплатил по счету и расцеловался с хозяином. Мы сели в мерс, выехали на трассу. Джанни поинтересовался все ли в порядке. Потом он молчал и курил. Смущение мое растаяло, и я проскользнула ладонью в его большущую смуглую лапу. Он затушил сигарету, принял меня, и уже не отпускал.
Апартаменты выглядели нежилыми и как будто ему не по размеру. Мы выпили лимончелло и легли на диван. Начали целоваться. Я чуяла, как этот могучий медведь гудит и заводится, и позволяла его рукам елозить повсюду. Сама я не смела, а лишь растекалась, как сорбетто у батареи, и липла к нему крепче. Потом влезла к нему на живот, чтобы удобнее было меня гладить. Я могла бы стать его домашней кошкой, если он пожелает.
— Поехали в клуб, поздно уже, — он вдруг отстранился.
А я уже осмелела и упрямо потянулась к его губам. Он только легонько коснулся лба. Поднялся и вышел из комнаты. Через минуту вернулся в свежем поло.
В машине я все же выклянчила поцелуй. Джанни пообещал, что назавтра заедет за мной пораньше и мы проведем вместе весь день. Расплатившись за опоздания, он попрощался с боссом и исчез.
Спала я в то утро волнительно и рвано, а ровно в полдень стояла у окна, выглядывая черный мерс. Весь день я просидела в апартаментах, прислушиваясь к звукам проезжающих мимо фиатов, мопедов и великов. А вечером пошла в клуб.
Джанни я больше никогда не видела. Говорили, что он не задерживался в городе надолго.