9. Желтокурый ангел
В первый раз я вышла на сцену не так уж давно. Мне было семь лет.
Меня выбрали играть скомороха Петрушку в школьном спектакле. Я зубрила стихи как ошалелая. Я хорошо представляла позор и презрение, которые меня ожидали, если я забуду слова. В начальной школе я была отличницей.
В день премьеры я наблюдала из-за кулис как заполнялись кресла актового зала. Десятки, сотни незнакомых лиц из плоти и крови. Все они пришли сюда, чтобы посмотреть на меня. Я еще раз протараторила под нос первую реплику. На мне был цветастый колпак, шаровары и кафтан. Настоящая главная роль.
Заиграла музыка, зал затих. Кто-то подтолкнул в спину, я шагнула на сцену. Бесконечные ряды глаз уставились на меня и ждали. Ничего страшнее в своей тогдашней жизни я не видела. Не знаю как долго я простояла, молча вперившись в зрительный зал. Очнулась я в медпункте.
В восемь утра возле гостиницы «Космос» толпа ждала прослушиваний. Полк отмороженных безумцев. Армия голодных смельчаков. Все они приехали сюда из своих лопухов, чтобы биться на смерть. Горластые оперные и ресторанные певицы, начинающие актрисы, рокеры, барды средних лет, бледные девочки-самоучки. Последние мурлыкали себе под нос что-то собственного сочинения. Заливались чистейшей трелью без единого усилия. Они были действительно талантливы.
Внутрь пускали группами. К середине дня я оказалась в громадном зале для ожидающих, где все чирикало, мурлыкало, тренькало, гудело. Я тоже попыталась распеться. Рядом высокая, уверенная в себе дивчина разразилась сопрано. Меня пробил озноб.
— Ооо.! — раздалось над головой.
Дама на высоченных каблуках нависла надо мной сияющим желтокурым ангелом. Она смерила меня взглядом, показала большой палец и скрылась за дверью, куда уводили конкурсантов.
Я расправилась. Огляделась. Мой вид действительно заслуживал ее пальца больше, чем кто бы то ни было. Больше, чем бледные девочки-самоучки. Куда больше, чем оперные и ресторанные. У меня были апельсинового цвета кудри, юбка-пояс, майка в обтяжку и лаковые ботфорты. Я кое-чего стоила.
В комнату для прослушивания нас завели человек семь-восемь и выстроили на помосте. Каждому давали примерно минуту. Иногда просили спеть что-то другое. Перед нами сидело жюри из троих, их лица не выражали вообще ничего. Моя сияющая поклонница оказалась ассистенткой. Она вспомнила меня и шепнула что-то апатичному дядьке в очках на кончике носа. Он вылез из-под своих нависших бровей.
Меня дубасило от пяток до кончиков апельсиновых кудрей. Во вселенной не существовало ничего, кроме этого дядьки. Он держал мою тщетную жизнь за детородный орган. Если бы он мне улыбнулся, то мог бы причинить оргазм.
Я выдавила из себя пол куплета Агилеры.
— Давайте на русском, — прервал дядька.
Я затянула трагическое про героя не моего романа. Там была очень красивая высокая нота. У Началовой она звучала божественно.
Мой желтокурый ангел опустила глаза в стол.