11. Пэл
Как-то летом Леха пригласил меня на речку. Ему было двадцать, на год младше меня. В казино его звали Пэл, потому что он курил только Pall Mall. Никто из наших не мог себе позволить столь крутое курево. Рослый, голубоглазый, с черной гривой и правильным ртом — Леха мне нравился. В особенности манила в нем расслабленность, будто ничего на свете не имело достаточной важности, чтобы вывести его из себя. Говорил он неспешно и коротко. Улыбался из-под полуприкрытых век, словно что-то такое знал.
Пэл заехал за мной на своей тюнингованной восьмерке. Трое наших теснились позади, я села вперед. Стояло парево, весь город двинулся к воде. На светофорах образовались гигантские пробки. Пэл гордился дорогущей акустикой, которую умудрился где-то урвать почти задаром. Попросил послушать мои песни. Я воткнула диск и отвернулась. Ставить в первый раз свои песни как раздеваться — лучше в темноте.
Леха непритворно млел, вывернув громкость до упора. Я извергалась из открытых окон на все четыре стороны. Текла по крышам соседних тачек и оседала в чернозем. Лихо.
Он взял мою ладонь и начал массировать пальцем тыль. Глубоко, вязко. Настоящий акт. Я закрыла глаза и размякла. Мысли перестали. Он принялся за пальцы, размял каждый и вернулся в сердце пясти. Затем положил мою руку к себе на бедро и стал водить кончиками пальцев от ладони до ямки локтевого сгиба. Туда-сюда. Вверх-вниз. Когда пробка тронулась, я была вся в поту.
Пару дней спустя Пэл привез меня к себе. Он жил с матерью: заботливой и мудрой женщиной. Она накрыла нам ужин и заторопилась. Сказала, что с огурцами на даче придется провозиться до утра.
Я пожелала смотреть «Необратимость». Я не была киноманом, но наткнулась где-то, что на премьере некоторых зрителей увезли на скорой. Полвечера Пэл терпеливо шерстил торренты. Он выполнял все, что взбредет мне в голову и ничего не пытался получить взамен. Удивительный мальчик.
Наконец мы выпили, легли на софу и прильнули друг к другу. Я — поцелуйный маньяк, а Леха целовался как никто. Минут двадцать спустя в кадре раздался женский рев, началось изнасилование. Я встрепенулась и обмоталась вокруг лехиной плоти. Он гладил мою спину и будто не осмеливался двинуться ниже. Героиня продолжала истошно вопить, насильник трахал ее в жопу. Это длилось и длилось, и никак не хотело заканчиваться. Я мечтала провалиться сквозь землю.
— Может потом досмотрим, — сказала я.
Пэл усмехнулся и выключил. Мы глотнули вина. Я вновь впилась в его рот. Я елозила по нему пылающей пантерой, но не обнаруживала отвердения. Его хуй спал. Я терлась и терлась о его пах. Наконец сдалась. Обмякла на плечо и тоже уснула. Чертова необратимость.
Вскоре после этого в казино разразился скандал. Одного покеромана ограбили в подъезде собственного дома. Отняли выигрыш, искромсав лицо и сломав руку. Леху искала полиция.
В тот же день мы высадились в лесу. Я, Пэл и двое его парней. Ветхая ограда окружала заброшенный детский лагерь. Мы забрались в один из домиков, кое-как сохранившийся. В комнате стояли железные рамы кроватей, на полу валялся растрепанный матрас. Парни накрыли пива, колбасы, чипсов и бутылку дешевого вина. О случившемся молчали. Где-то рядом гремела открытая дискотека. Мы выпили и поплелись к ней.
Посреди турбазы была оборудована дощатая площадка, освещенная парой тусклых фонарей. Худенький мальчик в наушниках крутил попсу. По обеим сторонам от самодельного пульта стробоскопы и лазер метали искры в хмельную толпу. Я поежилась. Комары сжирали лодыжки. Пэл взял меня за руку и потащил вглубь. Мы впились друга в друга и принялись лобзаться без всякой меры. Во время коротких передышек мы скакали, дрыгались и орали, срывая глотки.
А помнишь небо, помнишь сны о молчаньи
помнишь, как мы умирали в прощании
Хуй вообще не важен, если мальчик поет с тобой Максим. Не важно кто он, где мы и что будет дальше. Только бы он продолжал греть и мять мою пластилиновую плоть. К утру мы улеглись на кровати в детском лагере. Обвились друг вокруг дружки, прижались губами и уснули.
Сутки спустя Пэл высадил меня и парней на въезде в город. Решено было собрать необходимое, запастись едой, а вечером встретиться в том же месте, чтобы уехать уже надолго. Миру пришлось бы разверзнуться, чтобы нам в этом помешать.
Вечером мне позвонила лехина мать.
— Сашенька, Лешу взяли на посту гаи. Он в следственном изоляторе.
Его обвиняли в соучастии в ограблении: в тот вечер он работал на покере и якобы сообщил кому надо, что клиент поднял денег.
Я положила трубку и опустилась на кровать. Тело отказывалось быть. На улице который день стояла тридцатиградусная жара и мой хлипкий вентилятор не справлялся.