14. Ром с колой
После Туниса кожа слезала с меня холстами. Иркиной танцевальной группе предложили двухнедельный тур, а она умудрилась втюхать им меня. Нам ничего не платили, но содержали бесплатно в симпатичном отеле со шведским обжираловом. Днем мы болтались по пляжу, вечерами давали программу на громадной сцене, походившей на необитаемый остров. Трижды за вечер я рассекала по нему одиноким аборигеном. Лицо мое опухло от солнца и представляло собой сплошной ожог. Голубая юбка-пояс стискивала пылающий зад, леопардовая рвань едва прикрывала грудь. Голос мой вырывался из колонок без предупреждения, я ловко ловила его ртом. Субстанция без лиц и глаз рукоплескала. Это был триумф.
Вскоре после возвращения из Африки я тусила в Неоне. Павлик сидел за столом с владельцем, а я танцевала напротив, извиваясь и вскидывая вихры.
В городе Павлик был на виду. Как-то в тренажерке он помог мне нацепить блины на гриф, с тех пор я ловила на себе его блуждающий взгляд. 26 лет, рельеф, шелковистое каре, Ауди ТТ и жена — французская студентка из мусульманской семьи. Этот мальчик заглотит тебя, трепетную бабочку, не жуя. Переварит и отрыгнет. Держись подальше, милая.
Но в ту ночь я была пьяна и отважна. Я была артисткой, только что сошедшей со сцены в жарчайшем из географических поясов. Настигнув его на втором этаже, я развернулась кормой и начала вращать ею и покачивать. Кругами и волной вверх. Затем волной вниз. Снова и снова. Козырей я не жалела.
Вскоре Павлик остался у бара один. Двухметровая плоть нависла над стопкой текилы.
— Я тебя тоже знаю, — улыбнулся он.
Часа полтора мы пили и орали друг другу в уши. Он угостил меня ромом с колой и парой-тройкой комплиментов. Я поскользнулась и полетела. От скорости захватывало дух.
Павлик привез меня в свою стерильную трехкомнатную квартиру в центре. Воздух, свет, теплые полы, луна за окном. Я представила, как потягиваюсь утром в широченной кровати, а солнечный луч лижет мне лицо. Мой мир тоже мог бы чирикать по утрам и пахнуть молотыми кофейными зернами.
А пока я сидела на софе в гостиной. Большой палец вывалился из дырявой колготки, я быстренько сложила его под попу. Павлик налил нам вина и придвинулся. Я слабела и плыла.
— Ааа, знаю, что смотришь. Включить?
Он включил. На экране длинноволосая блондинка заглатывала могучую елду целиком. Актер держал ее за волосы и ублажал пальцами брюнетку. Та изогнулась радугой и постанывала. Павлик сиял, словно школьник на продленке, демонстрирующий выструганную собственными руками деревянную лошадку. Он притянул меня к себе. Язык мой затрепетал у него во рту.
— Девочки тебе нравятся? — прошептал он.
— Не знаю, не пробовала, — не соврала я.
Треп его заводил, я же не любила болтовни. Оседлав его, я разом обставила вопящих за моей спиной девиц. Нащупала его набухший бугор. Расстегнула джинсы и обхватила член. Он взял добычу на руки и потащил в спальню. Бабы в гостиной продолжали голосить как не в себе. Но и я была певицей. Я была настоящей артисткой. Это все, что я запомнила о той ночи.
Наутро было утро. Солнце сочилось меж портьер и било в глаза. Павликова спина беззвучно вздымалась и опускалась. Я обнаружила сочный бордово-желтый прыщ в районе его левой лопатки и с трудом сдерживалась.
После завтрака он высадил меня у автобусной остановки. ТТ унеслась, размахивая флером Армани Джио и шелковистым каре. Больше я его не увижу. Эта мысль далась неожиданно легко.
Пару дней спустя я принялась за письмо Лехе. Вышло несколько паршивых строчек о Тунисе и казиношном корпоративе, о том, что ночные смены меня добили и я увольняюсь.
В сизо я то письмо не отправила. Со мной что-то творилось, и я не понимала что.