15. Темень
Весной дорога к остановке, проходившая через поселок, мокла и мокла, выбраться можно было только на плоту. Но если кто и способен был дать бой апрельскому чернозему, то это я. Держать взаперти новые сапожки только потому, что тебя угораздило жить в лопухах означало бы капитуляцию. Эта битва стала делом принципа. Я закатывала штаны до колен, обматывала лодыжки целлофановыми пакетами и шла. Дорога чавкала, грязное месиво вцеплялось насмерть. Я ругалась, уговаривала дорогу обойтись со мной полюбезнее. Я упрямо ходила к треклятой остановке и обратно, тряслась в дряхлых пазиках повиснув на поручне, чтобы толпа неуклюжих бабищ не отдавила мои сапожки. Там, куда я стремилась было чисто и тепло. Там пела Sade и носили белое. Я должна была соответствовать.
Вечером путь осложняла темень и своры собак — два с половиной фонаря на весь поселок. Как-то я возвращалсь после сборища у институтской подруги. Сварливые псы гнали меня по лужам и колеям. Лай обрушивался из темноты заборов, из-за кустов и даже с неба. Я неслась вперед без разбору, лишь бы поскорее выбраться к свету.
— А где здесь Покров переулок 7?
Грязно-белая праворульная иномарка поравнялась со мной, осветив путь. Из окна выглянул пухлый блондин лет тридцати пяти.
— Прямо, — я показала перед собой.
— Вам не туда случайно? Может подвезти?
Дождь и темень измотали меня, я злилась на псов и таксистов. Пятьдесят гребаных рублей не хватило мне, чтобы нанять на остановке машину. Я плюхнулась слева и сразу заметила эти стеклянные глаза: они не моргали. Набухшие зрачки замерли. Черт же меня дернул.
Не знаю, что на меня вдруг нашло.
Я услышала, как щелкнула блокировка дверей. Он резко выкрутил руль без всяких на то причин. Плечи мои вздернулись, тело сжалось в комок. Иномарка дернулась вперед, подскакивая на ухабах и мотаясь из стороны в сторону. Мы повернули с проселочной дороги на трассу, справа показался силуэт моей девятиэтажки. Она одиноко торчала на пустыре, выросла из ниоткуда и упиралась в никуда. Десять лет назад отцу предложили работу в Воронеже и подарили квартиру. Так мы перебрались из сибирских сугробов в лопухи.
Иномарка свернула с трассы в сторону пустыря. Вдоль него лежала прорезанная машинами колея. Мы съехали в сторону, он заглушил мотор и погасил фары. В темноте его недвижимые зрачки выглядели действительно жутко. Я вжалась в спинку сиденья.
— Мы сейчас немного поиграем, и я отвезу тебя домой.
Я провалилась в шок. Это не может произойти со мной. Здесь, в трехстах метрах от моей комнаты. Я чувствовала себя заблудившейся крохотной мушкой, которая ошиблась окном.
— Извините, я наверное грубо вам ответила, — сказала я.
— Я не хочу, пожалуйста. Я готова извиниться еще раз.
Он расстегнул ширинку и вывалил вялый член. Потянул меня за макушку. Я вывернулась и отпрянула. Из глаз брызнули слезы, будто освобожденный из неволи фонтан. Я ловила ртом соленые капли. Я уже ничего не видела перед собой.
— Кончай блядь, а то прокатимся в гости. Выбирай я один или вшестером.
Я тряслась и ревела. Мои слезы его бесили.
Я глотала сопли и всхлипывала. Он вырубил зажигание.
— Давай быстро сделаешь и будешь дома.
Помню едкий запах в его паху. Я сосала как ненормальная, зажмурив глаза. Слюна пенилась и стекала по яйцам на сиденье.Он кончил, протянул мне салфетку. Пять минут спустя высадил во дворе.
— Ну пока, как-нибудь увидимся.
Он растянул рот в улыбку и скрылся.
Минут двадцать я только всхлипывала, давясь слизью, которая скопилась в глотке. Я не могла ничего выговорить. Мать крутилась надо мной перепуганной наседкой.
— ШУРА, ДА ЧТО ТАКОЕ СЛУЧИЛОСЬ?!
Отец проснулся и возник в проеме гостиной. Наконец я выплюнула слова.
— Взял бы ружье, застрелил ублюдка, — процедил он и ушел в спальню.
Через пять минут появился в дверях одетый. Мы поехали в участок, затем в следственный отдел и в травмпункт. Внутри меня зрела месть. Даже если мне придется стать сыщиком, я найду его. Я уже представляла его в клетке. В суде я буду невозмутимой скалой правосудия. Ни слез, ни эмоций. Только жалость. Я уничтожу его своей жалостью.
Мы сидели в холодном коридоре травмпункта втроем: я, отец и мама, вцепившись в облезлую скамейку и покачиваясь, как воробьи на электропроводах. Отец всегда был молчалив, но в ту ночь мне до зуда хотелось говорить. О ерунде, о чем угодно, лишь бы шумела речь. Лишь бы что-то шумело между нами.
Медосвидетельствование было бесполезной формальностью, мой попутчик не оставил никаких следов. Больше всего мне горчило от его продуманности. Он точно знал как это делать.
Всю ночь мы провели таскаясь из одного тесного кабинета в другой. Я рассказала историю от начала до конца раз пять не меньше. Следак был юн и дотошен. Он расспрашивал о соседях, сокурсниках, подругах — не видела ли я того парня с одной из них. Я мотала головой и переписывала одно и тоже снова и снова. Бумажному безумию не было конца.
Контактные данных лиц, с кем вы были 2-го вечером…
Когда мы наконец добрались до сути, я поняла, что не запомнила ни номер машины, ни марку. Ни в чем он был одет, назвал ли свое имя. Ничего, кроме его жутких, непомерных зрачков. Я терла и терла лоб, но в моей памяти просверлили дыру. Вернувшись домой, я свалилась в кровать и проспала сутки.
На следующий день мать зашла ко мне.
— Мы с папой посоветовались, лучше всего тебе забрать заявление.
— Будут опрашивать твоих однокурсников и всех соседей. А ты работала в Италии.
Она опустила глаза и выдержала паузу.
— У тебя диплом на носу. Не нужно все это.
Она ушла. Горло мое распухло от приступа дурноты. Закрывшись в комнате я винила себя за беспамятство. Я смотрела иномарке вслед, но не сообразила запомнить номер. Силы вытекли из меня, забрав с собой злость.
— Не будут они никого искать, — подытожил отец.
— Не будут конечно. Мальчик молодой, что он может, — согласилась мать.
Прошло дней пять, я снова сидела в отделе. Следак действительно поступил на службу недавно. Он выглядел разочарованным.
— Я не хочу, чтоб вы опрашивали моих подруг, — сказала я.
— Тогда вам будет отказано в возбуждении дела.
Вскоре мой ящик трофеев пополнился: красный диплом специалиста коммерции и две бумаги с печатью прокуратуры Железнодорожного района г. Воронежа.
Рассмотрев материалы проверки по заявлению Вороновой А.А. о преступлении против половой неприкосновенности принято решение об отказе в возбуждении уголовного дела на основании п. 1 ч. 1 ст. 24 УПК РФ, то есть в связи с отсутствием события преступления.
Во второй бумаге говорилось, что, по результатам экспертизы, следов повреждений на моем теле не обнаружено.