20. Происшествия в центре города
Дни тянулись мучительно. Таня работала, а я лежала на раскладном диване, жрала и слушала Макsим. Под окном молчал синтезатор, подаренный Павликом. Когда-то я намеревалась сочинять песни. Теперь на нем стояли пустые стаканы и кружки. Не знаю сколько дней я провела на диване. Слезы сменялись мечтами и обратно. Мои мечты были по-прежнему яростными и победоносными. В них у меня был Павлик, сцена и худоба.
Тогда же я по-настоящему пристрастилась к мастурбации. Среди таниных вещей я случайно обнаружила вибратор. Пластмассовый, граненый как советский стакан, двухскоростной. Я удовлетворялась им в тайне от Тани, мыла и возвращала на место.
В какой-то из дней я отправилась бродить по городу. Нужно было думать о работе и я думала о ней без устали. Я зашла в один из бутиков, возивших шмотки из Европы. Внутри не было ни души. Музейная тишина. Я остановилась у зеркала, выдавила крохотный белый прыщик на лбу. Затем двинулась мимо рейлов, осторожно разглядывая вещицы. Одно из платьев соскользнуло с вешалки и шумно низверглось на пол, оголив ценник. Шокирующее зрелище.
— Вы что-то конкретное ищете? — длинноволосая нимфа выскочила из подсобки.— Платье в пол с открытой спиной. Для концерта, я певица.
Барышня оживилась и начала рьяно перебирать вешала. Вытянула нечто черное, шелковистое с гипюровыми вставками.
Я отвергла пять или шесть жутких ценников подряд.
— На следующей неделе у нас поставка, давайте я запишу ваш номер телефона, — сдалась нимфа.
Она выдала мне визитку, рассказала, что каждое платье привозят в единственном экземпляре, что верные клиентки не изменяют им годами и в благодарность имеют накопительную скидку вплоть до 25 процентов.
— Отлично. То, что мне нужно, — кивнула я.
— Мы вам обязательно позвоним.
Я шла по улице и завидовала бутиковой нимфе. Желания ее просты, цели бесхитростны. Дни предсказуемы и спокойны. Ее ничего не мучает, она не повышает голос, пьет черный кофе без сахара и регулярно занимается пилатесом. Рядом с ней с утра до вечера шелестит красота. Почему я не могу желать того же и с тем же рвением работать продавщицей?
Потом я забрела в книжный. Мне нравилось трогать свеженапечатанные листки. Это был период Коэльо, Ричарда Баха и Мураками — я скупила всех. Продавщица книжного — сухая женщина лет сорока пяти с начинающейся алопецией. Согнувшись в три погибели она переставляла книги на нижних полках. На некоторых обложках задерживалась, чтобы прочесть задник. Я могла бы работать продавщицей в книжном. Уютно, никто не трогает. Можно закопаться в книгах и послать к чертям этот безумный мир.
В канцелярском отделе я выбрала себе симпатичный блокнот. Мне нравились чистые аккуратные блокноты. Позади кассы висело объявление о том, что магазину требуются продавцы.
— Где можно узнать о работе? — спросила я.
Кассирша протянула мне бланк анкеты. На обороте магазин «Буквоед» предлагал сделку: 15 дней моего месяца в обмен на 9 тысяч российских рублей на руки, 28 дней оплачиваемого отпуска в год и больничный. Возможности выступить со встречным предложением не имелось. Я отправила анкету в урну.
После этого я зашла в Макдональдс за молочным коктейлем. Некоторые работы не годились даже для примерки. Погонщик в аккуратно заправленной синей рубахе вопил на краснощеких кассиров из отряда «свободная касса». Я заметила в правой руке погонщика хлыст. Он орудовал им не пропуская ни одной спины, вбивая безответные тела в землю. Жертвы ничего не чувствовали. У них не было на это времени. Я огляделась. Никто кроме меня не замечал омерзительного, убийственного акта. Но ей-богу, там пахло смертью.
Вечером следующего дня мы пили шампанское в CHARME по случаю 36-летия одной из мастериц. Ее звали Рита. У нее была дочь пяти лет, суд из-за алиментов, легкая алкогольная зависимость и всегда полная запись. Кот в сапогах из «Шрека» таращился на меня с ее грудей.
Мы прикончили две бутылки и отправились в «Клетку». Этот клуб загибался последние лет десять, теперь его возрождал новый владелец. Обещали неповторимую шоу-программу и бесплатный вход для девушек. Наш стол всю ночь ломился от выпивки, а я так и не поняла, кто за нее платил.
Внутри было не более десятка столов и широкая сцена, которая после программы превращалась в танцпол. Ровно в одиннадцать вышел эмси: усатый остроносый дядя с вечной полуулыбкой на лице. Я помнила его с «Фламинго». Он отважно выставлял себя глупцом на радость публике. Я давно и с завистью смотрела на артистов в клубах: танцовщиц, ведущих, иллюзионистов. Всегда одни и те же лица — горстка счастливцев, заполучивших место под воронежским солнцем.
— Поприветствуем! Великолепная Офелия! — возвестил усатый.
Светловолосая Офелия появилась в фате, воздушной белой юбке и закружила вокруг пилона под пронзительный трек. Я сразу узнала в ней Машу — бывшую шоу-балерину, с которой мы вместе работали в Италии. Маша была альбиносом: длинные тонкие волосы, нарисованные брови, мощные бедра и крошечные груди. Выпускница хореографического училища она отлично кидала батманы и обладала балетной осанкой. Она всегда держалась в стороне, ни с кем особенно не откровенничала. Вернувшись из Италии Маша вышла замуж, больше я о ней не слышала. Опущенный взгляд, свадебная фата в сочетании с ее призрачной белизной — в танце звучала трагедия. В особенности, когда она обнажила распухшие груди кормящей женщины. В зале воцарилась неловкая пауза.
— Хэй-хэй, больше шума! Великолепная Офелия! — усатый выскочил из-за кулис. Раздались сдержанные овации.
Потом вышли стриптизеры. Нашу хмельную Риту вытащили на сцену. Трое мускулистых парней в узких плавках зажали ее в бутерброд и натирали. Рита визжала. Кот в сапогах подмигивал каждым глазом поочередно.
Домой мы вернулись около шести утра. Я попросила Таню разбудить меня перед уходом на работу. Мысль, загоревшаяся в моей голове, требовала немедленных действий.
На следующий день я уселась в интернет-кафе. Ладони мои потели от нетерпения.
В элитный стриптиз-клуб Москвы требуются танцовщицы. Высокий доход. Ежедневные выплаты.
— Вам нужно приехать на кастинг с понедельника по пятницу с 12 до 19.
Я записала несколько номеров телефонов. Казалось, каждый клуб в Москве искал танцовщиц. Не знаю, что возбуждало меня больше — бабло, сцена или идея чистого листа. Мысль о стриптизе не была для меня чужой, но с Воронежем она как-то не вязалась. Переезд же открывал безграничные возможности. Москва — город, в котором у меня нет истории. А когда нет прошлого, будущее может быть любым.
Чем больше я думала об этом, тем сильнее разгоралась. Мне нравятся деньги. Я хочу денег. Деньги — это свобода. Я уже держала в руках купюры, я наблюдала их парящими над головой и покорно приземляющимися к моим ногам. Как только у меня появятся деньги, ничто не остановит меня. Я куплю музыку, тексты, запишу песни и сниму клип. ШУРА ВОРОНОВА — АРТИСТКА, КОТОРАЯ СДЕЛАЛА СЕБЯ САМА — напишут в сети.
Я шла по улице, разглядывая прохожих и сознавая свое превосходство. Все эти длинноногие женщины в безупречных платьях-футлярах на самом деле обречены делать то, что позволено. Они никогда не смогут раздеваться за деньги, а я смогу. И в этом моя суперсила. Их судьба предрешена, тогда как я держала свою за горло.
Дома я разделась донага, взгромоздилась на табурет перед зеркалом в ванной. Повернулась задом. Присела. Прогнулась в пояснице. Живот отвис и образовывал множественные складки.Три-четыре минимум. Задница походила на детсадовскую манную кашу. На загривке от мамы мне достался отвратительный холм, жир умудрялся добраться и туда.
Уже неделю я мотала срок в магазине немецкой обуви. План состоял в том, чтобы за два-три месяца похудеть и скопить на переезд в Москву. На второй день работы я умудрилась продать две крокодиловые пары какой-то тетечке.Мое милое личико внушало людям доверие, а мне давало надежду.
Как-то я возвращалась домой после двенадцатичасовой смены. Стопы зудели. В голове застрял запах тряпки, которой я натирала стеклянные стеллажи.
— Видел тебя на проспекте. Я в пабе, заходи, кофе угощу.
Мне было до балды. Я только что овладела профессией уборщицы.
— Какие планы на вечер? — Павлик сидел напротив и улыбался. Паб гудел. Две официантки едва успевали разносить пиво.
— Я спущусь наверное, как закрою. Всю неделю не вылезаю отсюда. Напарник еще заболел. Короче говоря, пашу с утра до ночи. Посрать некогда. Еще кофе?
Павлик предложил подвезти до дома. Спинка пассажирского кресла оказалась непривычно вздернутой, сиденье уехало вглубь. Я вернула его на место.
Открытая Ауди ТТ мчала нас по проспекту на зависть горожанам. Барышни, прогуливающиеся мимо, бросали на меня оценивающие взгляды, но я больше не ощущала своей крутости.
В ту ночь Павлик спустился в «Неон» уже сильно под мухой. Я увидела его, когда он разглядывал задницу девицы в кожаных шортах, переминавшуюся перед ним у бара. Я встала из-за стола и будто бы невзначай проплыла мимо.
— Классно выглядишь, — он окинул меня взглядом. Я втиснулась между ним и задницей в кожаных шортах.
Он протянул мне стопку текилы. Я помотала головой. Он выпил залпом. Свою, потом мою.
— Поехали ко мне, пожалуйста. Поспим просто.
Наверное, это была вина алкоголя, но таким растерянным и беспомощным я не видела его никогда.
В квартире все было как прежде, никаких следов француженки. Может быть у нее случился выкидыш и она не приезжала вовсе? Я поцеловала Павлика первой. Мы упражнялись минут тридцать, но кончить он так и не смог.
Наутро я в кухонном шкафу я нашла открытые пакетики с пряностями, маркированные на арабском.
Я направилась в интернет-кафе.
Требуются массажистки. Высокий доход. Иногородним проживание.
— Приезжайте на обучение завтра в 12.
— Хорошо, в 12 вас ждем. Можно сразу остаться работать.
— Да, можно остановиться в нашем общежитии.
Вечером Таня заказала пиццу королевского размера и тирамису. Мы съели все это пополам и уснули. Наутро пицца все еще кряхтела в моих кишках и выходила газами.
Я работала в магазине уже второй месяц. Отец был в восторге: у меня наконец появилась нормальная работа и стабильная зарплата. Он намеревался помочь мне с ипотекой, как только я сама скоплю хоть сколько-то денег.
Тем временем я продолжала поиски в сети. Нельзя было допустить, чтобы приятная мысль о собственной квартире просочилась в мозг и разрушила все мои планы. Может вернуться в казино?
Однажды в электронном ящике я обнаружила письмо из Москвы.
Меня зовут Марьяна. Вы отправляли материалы на кастинг в группу. Сможете приехать на репетицию завтра в 19.00?
Я позвонила по телефону, указанному в письме. Через месяц мы записываем первую песню. Потом — работа на корпоративах, уже имелись заказчики. Два-три месяца и мы снимаем клип. Предстоит много работы, каждый день репетиции с хореографом. Четыре участницы отобраны и я одна из них.
— Завтра не смогу, я у родственников в гостях. На следующей неделе буду в Москве.
— Хорошо, в понедельник в семь тебя ждем.
Я положила трубку. Все это звучало немыслимо. Я решила хорошенько подумать об этом завтра.
На следующий день я позвонила Павлику и рассказала, что единственный в этой жизни шанс ждет меня в Москве. Сейчас или никогда.
— Эх. Ладно. Знаю, что не вернешься.
— Еще ничего не ясно, может вернусь.
Павлик выдал мне денег даже больше, чем я рассчитывала и сказал звонить если что. Пришлось спешно увольняться и вывозить вещи из таниной квартиры к родителям.
Погода стояла из противных: ноябрьский холод, мелкий дождь и ветер. В лопухах — сочное месиво, в маршрутках — сезонные объятия незнакомцев. Счастливо оставаться!