February 5

27. Мякоть

Черт, это вечно случалось со мной после секса. Стоило мне переспать с мужиком, как он проникал под кожу и что-то раскурочивал внутри. Наутро, выбравшись из постели, я ощущала ясно, что от меня оторвали кусок. В бочине зияла дыра, сквозняк морозил ребра и все, о чем я могла думать — поскорее заткнуть прореху. А он пялился в мобильник, потом чистил зубы, жарил яичницу, натягивал штаны, завязывал шнурки и каждый миг мне хотелось обвить его всеми лапами, как та паучиха, и не отпускать. Вообще никогда не отпускать. Что-то во мне мутировало всего лишь за ночь. Я сама себя опасалась, чуя что могу запросто накинуться. Поэтому старалась не приближаться к нему и не поднимать глаз, из которых хлестала мольба оголодавшей насекомой. Кроме того, о дырах своих надлежит помалкивать, не правда ли? Дыры слишком бы осложнили жизнь пегаса. Заикнись я о ней, и больше никогда его не увижу. Так рисковать я не могла, кусок-то у него. Поэтому всякий раз я делала вид, что умею ездить верхом по-мужски.

— Фуфф… Понравилось? — вопрошал он.

— О, да.

— Ты кончила?

— Угу.

— Сколько раз?

— Три.

— Мне показалось четыре.

— Не, три.

Эти расспросы приводили меня в растерянность. Не пожимать же, ей-богу, плечами. Цифры стали вываливаться изо рта сами собой, никаких заготовок или сознательного притворства. Просто так повелось. Наверное, это был паучий манок?

Не то чтобы мне не было хорошо. Но поцелуи, объятья или просто тяжесть лежащего сверху тела доставляли удовольствия несравнимо больше, чем ебля. С еблей всегда было что-то не то. Хотя и объятий мне вечно не хватало: форплей был либо либо пресным и тягомотным, либо суетливым и быстро перетекал в скачку. Об этом я, разумеется, тоже помалкивала.

Нашему роману было уже несколько месяцев, когда он пропал. Сразу после того, как мы перебрались в Мармарис. Ни прощай, ни до свидания. Он вел себя так, словно меня никогда не существовало на свете. Жил своей карнавальной жизнью, не думал ни обо мне, ни о плоти, которую сам того не ведая украл у меня. Он — повелитель загорелых попок и хмельной толпы. Он — диджей Волкан. Мы оба тогда работали в «Чокнутой Ромашке», и я видела его каждую ночь. Из замызганного, небритого, седееющего шалопая он вдруг превратился в гладенького, чистенького, надушенного Знаменитого Диджея. Поначалу я думала, что он слишком оберегает свою женушку, поэтому так тщательно избегает меня. Как же я ей завидовала! Тому, что ее так оберегают. Однажды она пришла в «Ромашку». Милая, симпатичная женщина. Пробыла в диджейской пару часов, Волкан обхаживал ее, будто на первом свидании, а она стояла у него за спиной и кротко улыбалась. Я думаю, это была очень добрая жена. Потом она ушла и больше ни разу за все лето не появилась на Бар Стрит, насколько мне известно. Зато на Бар Стрит вскоре появились туристки.

Волчара не был ни красавцем, ни богатеем, но умел увлекать и угождать, был достаточно опытен, чтобы получать свое и в то же время не пускать к себе. Избранную пассию он приводил в диджейскую, чтобы она стояла у него за спиной. Этакой аттракцион крутости: он представал во всем своем великолепии над толпой, позволял ей примерить амбушюры и сфотографироваться у микшера. Иногда одна и та же деваха обреталась с ним несколько ночей подряд, и всякий раз вела себя все разнузданней. Вихлялась, вешалась на него при каждом удобном случае, тащила в диджейскую подружек, которые делали то же самое. Все это я имела возможность наблюдать со своей тумбы. То есть дыру я начесывала еженощно. Прореха моя росла как на дрожжах и ныла. Ныла, ныла и ныла. Это сводило меня с ума. Ночью я могла часами лежать с закрытыми глазами и представлять его прикосновения или прокручивать в сотый раз прежние наши свиданки. Иногда я гладила себя, воображая его руки. В том не было ни грамма похоти, лишь болезненная расчлененность. Шиза. Иногда, чтобы спастись от мыслей, я мастурбировала, и, если и пускала кого-то в свои фантазии, то лишь незнакомца без лица. Никогда у него не было лица.

Потом мой мазурик совсем перестал стесняться: обрабатывал девиц прямо у меня на глазах. Как-то после ночи мы с Таней задержались и ошивались среди столов. Толпа не желала расходиться, возле Тани вились мальчики бар-бои, а я разыскивала глазами Волкана. Недалеко от диджейской посасывала коктейль эта девка. Румяная и сладкая, словно сахарная сдоба из деревенской печки, она глядела вокруг с высоты вздернутого подбородка и ощущала себя особенной. Знаменитый Диджей погасил будку и спустился к ней. Обнял за талию, убрал волосинку с ее носа и защебетал на ухо. О господи, я могла бы пересказать дословно, что именно он ей шепчет! Некоторое время я таращилась на них в упор убийственным взглядом. Волкан меня заметил, тут же сгреб добычу за руку и повел к заднему выходу. Я ринулась за ними. Они нашли припаркованный в переулке мопед, она уселась позади, обхватила его хлипкими ручонками, и он вдавил газ. Вернувшись в бар, я принялась ему трезвонить. Обезумевшая от обиды и ярости, я жала и жала на вызов. Он пару раз сбросил, а потом отключил мобильник. Я взбесилась.

— Ты видела? Сука, вот же сука. Почему не поговорить нормально, блядь, яйца в кулак собрать и сказать, как есть сказать. Трусло. Еще и трубку отрубил. Ты видела, пялился на меня и хоть бы хны! Можно же прямо сказать, мол так и так у нас все. Нет, ну как можно таким ссыклом быть, а?

— Да забей, Шур. Это ж волчара. Радуйся, что ты не его жена, — успокаивала меня Таня. — Смотри сколько женихов! Завтра Мемет зовет на дикий пляж. Давай с нами.

Таня крутила тогда роман с охранником из соседней «Арены», лысым и немногословным детиной. Из тех, что если уж саданет, то саданет. По-английски он не понимал, а Таня не знала турецкого. Им это не мешало. Таня сказала, что у Мемета есть симпатичный друг, который не прочь со мной познакомиться. Что ж, я согласилась.

Наутро у двери моего домика ждал отряд могучих турецких эркеков на мотоциклах, человек восемь или десять. Того, который предназначался мне, звали Ахмет. Он немного говорил по-английски, остальные были могущественны и молчаливы, как новостройки на рассвете. Я влезла в седло к Ахмету и колонна тронулась. Промчалась вдоль Марины, собирая взгляды. Ветер орал мне в уши и трепал волосья. Потом мы выехали на трассу и еще поднабрали. Пейзажи слились в одну сплошную цвестастую полосу.

— О'КЕЙ? — крикнул Ахмет.

— ОЧЕНЬ БЫСТРО! — отозвалась я.

— ДА, ДЕРЖИСЬ КРЕПЧЕ!

Я вцепилась что было мочи в этот огроменный шмоток мяса, вымоченный в одеколоне. Полчаса спустя я уже не чувствовала ушных раковин и ладоней, а мы все мчались. Потом мы въехали на узкую грунтовую дорогу, которая сначала петляла меж кустарников, а затем перешла в серпантин. По правую руку — гора, по левую — обрыв. В башке закружилось.

— МНЕ НУЖНА ОСТАНОВКА, — проорала я.

— ЧТОА?

Он обернулся. То есть от руля ко мне. Справа гора, слева обрыв.

— ОСТАНОВКА! — повторила я.

— ЕЩЕ ЧУТЬ-ЧУТЬ!

Но серпантин не кончался. Меня начало тошнить. Уши заложило, руки вконец одеревенели. Мне уже было до фени если я обоссусь или вывалю ему запазуху завтрак, только бы поскорее приехать. Когда кортеж наконец затормозил, мой мочевой пузырь давил на диафрагму. Я поспешила отлепиться промежностью от седла.

— ОСТОРОЖНО! — крикнул кто-то.

— Айййй! Ооййй!

Я осела на землю. Парни склонились над моей пылающей от щиколотки до колена кожей. Ахметов конь оклеймил меня навеки. У кого-то с собой оказался контейнер со льдом, кусочки завернули в тряпку и приложили к моей лодыжке. Потом Ахмет взял меня на руки и мы спустились к воде.

— О'кей? — спросил он.

— О'кей, — ответила я.

Пляж оказался пустынным райским уголком. Особенно после того, как отступила тошнота и мне удалось вылить из себя два литра жидкости. Парни разделись и попрыгали в воду. А я сидела под кустом, перебирала гальку и глядела как вылупляются на коже водянистые пузырьки. Мемет поднял Таню на руки, разбежался и бросил ее в воду. Таня визжала. Ахмет, бронзовый и влажный, вернулся на берег и присел рядом. Заговорил на почти-английском.

— Откуда ты?

— Из Москвы.

— О, Москва! У моего брата русская жена.

— Из Москвы?

— А?

— Жена из Москвы?

— Из Краснодара.

— Здорово.

— Больно? — он кивнул на ногу.

— Уже почти нет.

— Мотор нагревается, нужно быть осторожной.

— Теперь запомню. Я везучая, хех.

— Почему везучая?

— Шутка.

— А! Хах..

Повисла по-райски долгая пауза.

— Красивое место, — сказала я.

— Туристов здесь не бывает. Пойдешь в воду?

— Чуток погодя.

— Я пойду тогда.

— Валяй.

Он разбежался, нырнул словно пловец-олимпиец, заработал мощными лопатками. Хороший мальчик. Несложный и красиво плавает. Мемет тем временем перекинул Таню через плечо, приволок ко мне и поставил на землю.

— Очень легкая! — заключил он.

— Ну да уж! — возразила Таня. — Пупсик, как нога?

— Пока при мне.

— Пойдешь в воду?

— Щас попробую.

— Водица просто класс. Надо будет еще раз сюда приехать, да, беби? — она погладила детину по лысине.

— Чтоа? — он шлепнул ее по заднице.

— Ай! Говорю, что хочу сюда вернуться.

— Сюда? Когда?

— Потом. На следующей неделе.

— Потом ноу проблем. Невер проблем.

— Как жених? — съерничала Таня.

— Нормально.

Я направилась к воде. Пейзаж напоминал рекламный плакат про наслаждение. На небе ни облачка, лазурная гладь, стаи крохотных рыбех у самого берега разбежались как только я шагнула в воду. Море нежно облизывало щиколотки. И драло живьем обожженную кожу. Я прошлась взад и вперед по берегу, не оставляя надежды с морем договориться.

— Вери найс! — один из эркеков показал мне большой палец, выходя из воды — Ю о'кей? — кивнул на ногу.

— О'кей!

Стая мальков все резвилась вокруг моих щиколоток. Рай в очередной раз показал мне фигу и достался глупым рыбам. А я вернулась на берег и побрызгала на себя водичкой из бутылки.

— Помочь? — Ахмет возник у меня за спиной, влажный и довольный.

— Чего? — буркнула я.

— На спину. Помочь?

— Ну давай.

Он опрыскал меня с головы до колен, не пропустив ни сантиметра. Потом вдруг опустил ладони мне на плечи.

— Массаж?

— Айй!

Я хихикнула и выскользнула из-под толстых пальцев.

Потом мы оседлали байки и двинулись в город. Ахмет больше ни о чем не спрашивал, только сказал, что ему было очень приятно со мной познакомиться. Я ответила, что мне тоже. Таня укатила куда-то со своим. А я довезла вторую лодыжку до дома в целости и сохранности.

Затем лето как-то закрутилось. Меня уволили из «Чокнутой», я перебралась на барную стойку «Галеона» и перестала видеть Волкана. Иногда поутру я навещала Таню в «Ромашке», и всякий раз возле диджейской стояла какая-нибудь особенная русская баба. Я делала вид, что меня это ни капельки не трогает. А он и вовсе не замечал меня. В одно из таких утр я стерла его номер и выбросила все записанные им диски. Разломала на мелкие части и снесла на свалку. Это было здорово.

Пару недель спустя Таня заявилась в «Галеон» посреди ночи со стаканом водки-редбула, который купила себе сама, и сказала:

— А у меня сегодня выходной!

— Как это? — удивилась я.

— Жан меня выпиздил, — она засмеялась.

— С какого?

— Я трахнула управляющего.

Она снова рассмеялась. Блестки на ее веках шевелились беззаботно и весело. Черные кудри одичали. В ту ночь она обошла все бары на Бар стрит, а на следующий день управляющий устроил ее в соседний с «Галеоном» барчик «Чойс». Патроном его был 20-летний Омер, который сразу же запал на Таню, все звал в гости в родительский дом, постоянно таскал на завтраки и был явно готов сделать ее турецкой барыней. Таню он не цеплял, но от приглашений она не отказывалась, и часто брала меня с собой, чтобы не оставаться с ним наедине. Как-то после ночи мы оказались на пляжной афтепати. Таня, Омер и диджей «Чойса» — тоже мальчик 20-ти лет, который ни много ни мало боготворил Волкана.

— А Волкан будет? — поинтересовался он.

— Я не знаю, — бросила я.

— Разве ты не его девушка?

— Ээ.. да, но я не знаю, — ляпнула я.

Вечеринка имела место на территории одного из крупных отелей. Пускали только постояльцев и блатных, вроде нас. Народец в основном стекался вялый, брал выпивку и сразу же укладывался на шезлонги. Слабую акустику перебивал шум моря.

Омер угостил нас коктейлями. Он не отлипал от Тани, Таня от меня, а я взглядом сверлила вход. Мы завалились на лежаки, изредка перекидываясь словами ни о чем. После второго коктейля Таня разулась и начала танцевать. Запал в ней не истощался никогда.

— Шура, мне нужно тебя кое о чем спросить, — прошептал Омер мне на ухо.

— Да?

— У твоей подруги есть бойфренд?

— Мне кажется, что нет. Хотя я в точности не знаю.

— Как думаешь, она согласиться со мной поужинать?

— Мне кажется да. Почему бы и нет. Только она спит весь день. Иногда весь вечер.

— Спасибо, дружище. Если тебе будет нужна работа, ты всегда можешь найти ее у нас.

—  О, тешекюр эдерим!

Он ушел и принес нам по третьему «сексу на пляже». Народ пребывал. Небо светлело. Меня стало клонить в сон.

— О, Волкан, — Таня плюхнулась рядом и тут же вскочила. — Пойду поздороваюсь!

Сон мой мгновенно утек. Рядом с Волканом озирались по сторонам две массивные девахи, на вид англичанки. Видать, взял что осталось. Таня подбежала, обнялась с ним, кивнула в мою сторону. Я успела отвернуться и изобразить блаженство. Девахи от Волкана не отлипали и были уже в зюзю. Потом он встал за пульт, а Таня снова отдалась танцу. Я решила, что и мне пора поразмяться.

— Пойду разомнусь, — сообщила я Омеру.

— Погоди. Какие Таня любит цветы?

— Розы. Красные розы. И конфеты ля рош позе.

— Спасибо, дружище, спасибо! Еще «секса на пляже»?

— О, чудесно!

Третий «секс на пляже» меня-таки раскурил. Это был танец мести. Я знала, что Знаменитый Диджей меня видит и что бабищи его проигрывают мне в дрызг. Развернувшись к нему кормой, я танцевала так, будто меня все видят. Я была отблеском рассвета на спящей морской глади. Неуправляемая стихия, гнущая волны в трубочки. Я, дочь морей, могу лишить жизни прибрежных рыбех, если пожелаю. Не шутите со Стихией, НЕ ШУ-ТИ-ТЕ!

Зараза, что ти дэлашь? — Волкан возник за моей спиной незнамо откуда.

— Я танцую.

— Я вижу. Ты с кем?

— А что?

— С Таней?

— С Таней.

— Ты пьяна.

— Чуть-чуть. А что ты здесь делаешь?

— Я позвоню тебе завтра.

— Звони.

Он закончил сет и вскоре исчез вместе с девицами. А на следующий день позвонил.

— Как дела?

— Хорошо.

— Ты у себя?

— Да.

— Все еще в «Галеоне» танцуешь?

— Да.

— Хочешь сегодня со мной на афтепати?

Я отняла трубку от уха и положила на стол.

— Хэллоу, ты там?

Я стояла глядела на подлую трубку.

— Хэллоу? Хэллоу?

— Да.

— Я говорю, поедешь со мной на афтепати?

— Я буду без сил.

— Ладно, я наберу тебе утром.

И он набрал.

— Жду тебя возле заднего выхода.

И он ждал. Щурился и дымил сигаретой, облокотившись на сиреневый мопед. Что-то должно было произойти прямо сейчас, чтобы мне помешать. Я огляделась. Ряды мопедов, шум подсобок, гул слоняющихся по улице людских масс. Должное не происходило.

— Садитесь, мэм.

— Только ненадолго, — сказала я и села.

— Как скажете, мэм.

Он взял мои ладони и обнял ими себя. Опять это горячее тело, словно он вечно температурил.

— Удобно?

— Да.

— Малышка, я тебе покажу настоящую пляжную пати.

Мы припарковались у отеля. Вечеринка была компактной и уютной, здесь ощущался класс. Вместо лежаков стояли мягкие пуфы, звук окружал со всех сторон, к воде тянулся деревянный пирс. Волкана ждали. Он взял меня за руку и повел на пляж. Не отпуская ни на минуту он представлял меня всем подряд как самую лучшую танцовщицу на Бар Стрит и его герлфренд. Мне стало как-то не по себе.

Потом он играл и пил, а я стояла у него за спиной. Мне тоже принесли выпивку. Я выдержала пару треков, затем ушла и пролежала на пуфе до конца его сета. Напряжно и слишком паршиво. Я словно потеряла вдруг всякую опору. Из тела моего изъяли скелет и осталась одна лишь мякоть.

Некоторое время спустя Волкан прилег рядом.

— Гляди, красотища какая! Солнце прямо вот здесь взойдет, видишь световую полосу?

— Ага.

— Я соскучился, малышка.

— Да ну.

— С кем ты вчера была?

— А что?

— Это твой бойфренд?

— Это патрон «Чойса».

— И твой бойфренд?

— Нет.

— Ты стала очень хорошей танцовщицей.

— А ты откуда знаешь?

— Я слежу за тобой. Ты что думала, если меня нет рядом, то я тебя не вижу? Я знаю, что ты ездила на пляж с Ахметом и обожгла ногу.

— Во дела.

Он огладил меня взглядом.

— Ты похудела, здорово выглядишь, — он положил руку мне на живот. — Вери секси...

— Что за бабы были вчера с тобой? — не выдержала я.

— Гости «Ромашки» из Англии и старые подруги босса. Он попросил их развлечь.

— Развлек?

— Да.

Зрачки его были круглыми, черными и уверенными.

— Что случилось?

— Ты игнорировал меня все лето.

— Малышка, я работал. Каждую ночь, также как и ты.

— Аа.

— Что? Спрашивай, что еще ты хочешь узнать.

— Да блять!

Дабляад?

— Ты блядь! Ты еб всех подряд на моих глазах, ты игнорировал меня как пустое место!

Я подскочила и рванула куда-то.

— Я домой хочу. Отвези меня домой.

— Погоди, ну-ка иди сюда, — он сграбастал меня и притянул к себе. — Смотри на меня. Серьезно, смотри мне в глаза. Я тебе когда-нибудь врал, что я женат?

— Да причем тут жена!

— Разве я врал тебе, что я диджей? Я должен развлекать гостей и создавать атмосферу, это моя работа. Чего ты от меня хотела?

— Ничего я не хотела, — на меня вдруг навалилась тупость.

— Кстати с женой я совсем не вижусь. Я прихожу — она на работе, она приходит — я на работе. Последний раз я видел ее в мае. Ты знаешь, что у тебя ямочка на подбородке?

Он дотронулся.

— Хех... Никогда такой не видел!

Я отвернулась.

— Малышка, не валяй дурака. Времени осталось всего ничего. Сезон скоро закончится и ты уедешь к себе. Кстати, хочешь кое-что покажу?

Он взял меня за руку и подвел к берегу. Закатал джинсы, поймал в сомкнутые ладони несколько мальков и протянул мне.

— Они так смешно щекочут кожу, вот попробуй! — он расплылся в улыбке с этим черным посередине зубом, делавшим его похожим на бродягу.

И пока оголтелые рыбехи щекотали мои ладони, он приблизился и поцеловал. Я ответила. Возражений у меня больше не было.

— Поехали, — сказала я.

— Поехали, — согласился он.

Я разомкнула ладони и рыбы плюхнулись в море. Наверное они приняли это внезапное падение за волю богов.

А мы вскоре припарковались у двухэтажного дома. Волкан достал из-под половика ключ и пустил нас внутрь.

— Малышка, глянь, в холодильнике должна быть водка.

Я хмыкнула.

— Брателло оставил. Не то, о чем ты подумала. Пить будешь?

— Неа.

Он начислил себе стакан и закурил. Окинул меня взглядом.

— Клянусь, ты похудела в два раза. Сколько ты теперь весишь?

Я пожала плечами.

— Тебе утром куда-нибудь надо? Я намереваюсь проспать до вечера! Ох, и ночка! У нас такая вышла заварушка, полицию вызывали. Как народ в Галеоне?

— Нормально.

Он затушил сигарету. Приблизился.

— Скучала по мне?

Я подтолкнула его откинуться на диван и оседлала. Сунула язык ему в рот.

— Скучала по мне?

Я проникла языком глубже и принялась там орудовать. Он опрокинул меня на диван.

— Ох, детка!.. — он стянул джинсы и трусы.

— Только с презервативом.

— Почему вдруг?

— Я так хочу.

— Ну хорошо. Не знаю, есть ли здесь.

— Лучше, чтоб был.

Он нашел резинку, натягивал ее долго и неловко, точно девственник. Двинулся несколько раз, потом отпрянул и стянул резинку.

— Порвался. Больше здесь нет.

Я подтолкнула его в спину и это тело снова меня накрыло.

— Что будем делать? — спросил он.

Я впилась в его рот.

— А? Что будем делать?

Я закрыла глаза. Он приподнял бедра и протиснулся внутрь. Наши тела хлюпали от пота, я стонала так, что он то и дело зажимал мне рот. Когда все кончилось, он опал на меня всей своей тяжестью. Я опутала его руками и ногами, точь-в-точь оголодавшая паучиха.

— Малышка, жарко!

Он высвободился и откатился на край дивана. Я выждала пару минут, подползла и аккуратно накрыла ладонью его лопатку.

Кругом было так тихо, что я в миг уснула.