24. Пизда и музыка
Была уже ночь и лил дождь. Диджей Волкан поставил Сантану и завалил меня на кровать. Студию снимал для него Жан, пустынную и холодную, словно ночной зал ожидания на автовокзале. В комнате повсюду торчали переполненные пепельницы, которые никто никогда не мыл. Спал он без постельного белья. Казалось, его не интересовало ничего, кроме музыки, водки-редбулла, Мармариса и кое-чего еще.
— Ты фантазируешь? — поинтересовался он.
— Я ничего не помню, я была в стельку.
— Как насчет пригласить к нам сюда кого-нибудь? Ты бы хотела, чтобы тебя ласкали мужчина и женщина одновременно?
— Я мог бы для тебя это устроить, — продолжил он полушепотом. — Только представь, тебя целуют здесь и... там.
Рука его шмыгнула вниз и принялась тереть мою промежность. Мой язык нырнул к нему в рот и затрепыхался. Он перевернулся, закинул меня сверху, проник в мои трусы.
— Только представь, малышка, такого кайфа ты никогда не испытывала..
Я спустилась, достала и обхватила губами член. Его ладонь уже была на моем затылке. Он качал. Приходилось быть на чеку, чтобы он не пронзил меня насквозь.
— Ох, черт, черт, да, малышка, да…
Я заметила на постели свою движущуюся тень от фонаря в окне.
Мистическая картина, отдает преступлением. Электрический свет растекался и полз каплями по стеклу словно медуза. Позже, ворочаясь в бессонице, я заметила за ветвями деревьев полную луну. Фонарь оказался непричем.
Когда я проснулась, Волкана уже не было рядом. Холод стоял нестерпимый. Я долго лежала, обернувшись в одеяло точно куколка, поджав мочевой пузырь и думая о том, что нет рая не земле. Меня это расстраивало.
— Если хочешь можешь остаться здесь, я дам тебе ключи. Мне пора, — сообщил Волкан.
— Ох, малышка, сегодня никак. Завтра — обещаю.
— Зачем же ты обещал? Ты сам предложил меня научить. Зачем же ты это все говорил?
— О, ты самая упрямая женщина из всех, что мне встречались! — он рассмеялся. — Ей-богу из тебя выйдет отменный диджей! Ха-ха-ха! Завтра, клянусь. Завтра у меня совсем ничего нет, я целый день твой.
Он посмотрел на меня точно на школьницу-дочь, требующую сверх положенных карманных. Потом протянул мне своих «пионеров».
— Будешь должна три тыщ баксов, если потеряешь.
Мы вышли из подъезда и пошли в разные стороны.
Солнце поливало все вокруг ослепляющей желтизной. Оно словно растеряло по пути весь свой жар или попросту дразнило. Светило, но почти не грело. «Ведь это наживка, сотни раз отрепетированный ход», — подумала я. Он заманивал туристку в диджейсткую будку, позволял постоять за его спиной, потыкать кнопки. И дело сделано. Путь в трусы свободен. Мысль, что он принял меня за одну из них, обескураживала. Думать об этом было больно, щемило самолюбие. Теперь я непременно научуть играть, чего бы мне это не стоило. Я зашагала быстрее.
Ромашка оказалась открытой, внутри никого не было. Я поднялась на второй этаж и расчехлила микшер. Один на один штуковина выглядела устрашающе. Это была громадная и старая махина, вся в проводах, покрытых пылью. Но намерения мои были нешуточны. Музыка завладела мной. Я была на ней зациклена. Я уже видела себя на помосте у них над головами. Толпа доверяла мне свои тела и души: «делай с нами все, что хочешь, только помоги забыться». Здорово.
Я вставила диски, надела амбушюры и приступила. Звук шел в уши, но динамики молчали. Я покрутила кнобы, подняла громкость. Обошла пульт с одной стороны, затем с другой. Опустилась на колени, чтобы проверить провода. Сунула ладонь в узкий проем между задней стенкой микшера, стеной и еще какой-то штуковиной. Пощупала контакты. Нажала и отжала кнопку. Ничего. Я проделала все с начала. ЧВАНГ! Оно рявкнуло, скрежетнуло. Я едва успела увести громкость. Вспотела. Теперь звук пропал из ушей. Тысяча чертей. Я принялась осторожно крутить кнобы и двигать ползунки. Опустилась на колени, прижалась щекой к пульту, снова просунула руку в узкий проем, нажала и отжала все имеющиеся там кнопки. Поднимаясь, не заметив, вписалась лбом в проклятущую железяку. Брызнули слезы. Я продолжала изгаляться над штуковиной. А она надо мной. Слезы ползли по щекам словно черви. Одной рукой я терла щеки, другой снова и снова пыталась. Не знаю сколько прошло времени, наконец оно сжалилось. Я надела амбушюр и принялась отстукивать ритм. Слезы не прекращались. Во лбу ныло.
ДРЯНЬ! Я сдалась, сняла наушники, выключила пульт. Вышла на улицу, зажмурилась от наглых лучей. В ушах звенело.
Я добрела до Кордона. На горизонте неподвижно восседали кораблики. Я нашла пустую скамейку и откинула измученную голову. Пекло́.
Пролежала я минут пять или семь, а потом вскочила и понеслась. Побежала по улице до поворота. Споткнулась. Свернула направо, еще раз направо. Влетела в клуб, вверх по лестнице. Наушники все еще были там.
Когда я спускалась, мальчик-бармен начинал готовиться к ночи.
— Шура, как дела! Ты Волкана ищешь? Его сегодня не было.
Когда я вышла, солнце уже скрылось за Хилтоном, и я направилась к дому.
Несколько дней спустя мы снова оказались в баре. Я, Ксюха, Волкан и двое его кардешимов. Это был магазин музыкального оборудования, торговавший акустическими системами, микшерами, микрофонами, а в подвале под всем этим великолепием располагался крохотный бар «для своих». Самодельная барная стойка, старый диван и микшер, за которым молоденький диджей крутил чилл аут. Мы с Ксю развалились на диване со стаканами мохито. Волкан кружил наверху вокруг сверкающих штучек, словно малыш в магазине «Сладкоежка». А я тем временем разглядывала диджея. Играл он увлеченно, несмотря на то, что в подвале никого кроме нас не было.
— Диджей Волкан мой кумир, в Мармарисе его все знают, — сообщил мне черноглазый он.
У мальчика уже пробивалась щетина и говорил он от всей души.
— Твоя подруга сказала, что ты играешь.
Штуковина оказалась раза в три меньше той, что изувечила меня в «Ромашке» и я решила попробовать. Там был этот экранчик, а на нем — bmp треков. Чудо из чудес. Мальчик чутка повозился со мной, терпеливо и дотошно. Рассказал про питчер и джоги. Не знаю сколько времени я там простояла, в комнату входили и выходили, а я играла музыку, будто так и должно быть. Волшебство. Волкан за мной следил.
— Малышка, а у тебя и правда неплохо выходит, — сказал он, когда я закончила.
— Мне нужна такая штуковина с экраном.
— Еще бы. Ты бы видела на какой я начинал. Ее ты освоишь, главное не это. Нужно чувствовать танцпол. Ты должна уметь под них подстраиваться, чтобы потом повести за собой. Ошибись с одним треком и все, ты их потеряла. Но это ты поймешь это со временем.
Говорил он непривычно искренне, впервые как с равной себе. Я прижалась и обняла себя его руками. Мы выпили. Еще выпили. Он посадил меня на колени, взял мою ладонь и поместил на свой бугор. Прижался к уху щетинистым ртом.
— Хочешь, поедем ко мне и возьмем с собой Ксю?
— Малышка, это будет восхитительно. Только представь как мы тебя ласкаем...
Он скользнул рукой к моей промежности. Я поймала ее на полпути.
— Принести тебе водку-редбулл?
Он снова поднялся и принес мне мохито. А потом водку-редбулл.
Я не знаю как мы оказались втроем в такси. Волкан никогда не брал такси, по крайней мере если приходилось за него платить. Я не знаю как мы очутились втроем в его хате. Мы слушали музыку, смеялись, болтали, а потом все что я помню — она возникла передо мной. Пизда. Аккуратно выбритая на ощупь. В комнате было темно, не считая фонаря за окном. Она была теплой и пахучей. Я коснулась ее языком, стараясь не дышать. Ксю хихикнула. Вздрогнула. Я закрыла глаза и продолжила. Я снова лизала пизду, недоумевая как она со мной приключилась.
— Трахни ее малышка, выеби ее, о, да, да.., — Волкан попытался пристроиться ко мне сзади, но кровать была слишком низкой.
Это продлилось около минуты: Ксю подергивалась как от щекотки, а потом расхохоталась и выскользнула. Волкан поцеловал ее и подтолкнул нас друг к дружке. Прямиком в мой синяк от микшера.
Ксюха все смеялась. Казалось, она тоже ни о чем не имела понятия. А я лишь хотела, чтобы это побыстрее закончилось. Волкан притянул Ксю к себе и вошел сзади. Она продержалась пару минут и улизнула. Он взгромоздился на меня и начал качать. Лицо его сморщивалось, вытягивало трубочкой губы, щурило глаза. Любопытное зрелище, особенно в фонарном свете. Я опустила веки и принялась стонать. Это всегда помогало. Я даже смогла забыться ненадолго. Когда все кончилось и я открыла глаза, мы были вдвоем. Я только услышала, как хлопнула входная дверь.
— Тебе понравилось? — поинтересовался он.
— Необычный опыт, — пролепетала я.
— Вообще-то лучше это делать с незнакомкой.
Назавтра Ксюху я не видела весь день, а вечером застала в гримерке. Кудрявую и блестящую.
— Слушай, тебе Жан ничего не говорил про зарплату? — спросила она как ни в чем не бывало.
К середине ночи на танцполе слабо теплилась жизнь. Я заметила пустующий микшер. Волкан так делал: ставил длинный трек и уходил начислить себе стакан. Я подошла и надела наушники. Следующий трек был выставлен, оставалось только свести. Сердце мое отстукивало квадраты. Я вывела фейдер. Треки заиграли вместе. Нормально. Я вспомнила про частоты, мальчик в баре про них рассказывал. Я потянулась к кнобу и, похоже, зацепила джог. Треки споткнулись и разошлись. На танцполе зажали уши.
— Что ты творишь! Уйди отсюда! И не подходи без моего разрешения!
Волчара подлетел, рассвирепевший. Отшвырнул меня от пульта. Музыка в миг ему повиновалась, и жизнь на танцполе потекла дальше.
А я, укрывшись в гримерке, глядела в зеркало. Таращилась на ту, не отрываясь. Жалкая она. Никаких шансов. Она умоляла о помощи. «Бедняжка», — подумала я. Потом я ее оставила и вышла танцевать. А что еще я могла поделать?
За несколько дней до отъезда я снова лежала в кровати в пасти чудовища.
— Какие у тебя планы? — поинтересовался волчара.
— В мае поеду в Мармарис. А у тебя?
— Не хочешь до Мармариса поработать в Муле? Я буду там, меня попросили найти танцовщиц. У патрона еще бар в Мармарисе, самый большой. Отличное место.
Я никогда не слышала о Муле. Я ничего не знала о самом большом баре в Мармарисе и его патроне.
Выйдя от Волкана я отправилась купить в дорогу пахлавы и прогуляться. Была суббота, народу на Кордоне куча, голубей — толпа. Я легла на лавке и подставила солнцу щеки.
— Little money, little money, little money..
Босоногий цыганенок лет семи тыкал мне в лицо протянутой ручонкой. Чернющие глаза без капли смущения.
— Bread money, little money.., — повторил пацан.
Я мотнула головой. Цыганенок в тот же миг опустил руку и бросился на голубей. Разогнал их, рванул к открытым кафешкам и начал протискиваться между столов, бесстыже глазея в жующие лица и потрясывая смуглой ладошкой.